Шествие Смольный не согласовал. Но никто не мешает нам прогуляться от ближайшей станции метро — Горьковская, у которой мы планируем собраться в 14-00 до Марсова поля, где состоится митинг. Завтра, 27 февраля в Санкт-Петербурге пройдет акция памяти Бориса Немцова, а значит мы с вами встречаемся. Напоминаем, что завтра согласованный митинг начнется в 14-30 на Марсовом поле. Шествие Смольный не согласовал. Но никто не запрещает нам прогуляться (без политической символики и лозунгов) от ближайшей к месту митинга станции метро — Горьковская, у которой мы планируем собраться в 14-00 до Марсова поля, начав движение в 14-10. На самом митинге разрешены флаги всех стран и организаций, не запрещенных законодательством РФ, но мы, как организаторы, все же просим вас приносить флаги России и Петербурга.
ЗАПИСЬ ТРАНСЛЯЦИИ НЕ ДОСТУПНА
когда в плеере горит LIVE смотри прямой эфир - в любой момент можно смотреть отдельные части трансляции, нажав в плеере кнопку "Menu"
+ Марш памяти Бориса Немцова: Москва 27 февраля 2016 года 13.00 Мск Прямой эфир / Трансляция
Как они убивали Немцова
Анзор Губашев, охранник магазина «Магнолия» на Волоколамском шоссе в Москве, был водителем автомобиля, который следовал за Борисом Немцовым и его спутницей поздним вечером 27 февраля 2015 года. Заур Дадаев, младший лейтенант полка «Север» Внутренних войск МВД РФ, был именно тем человеком, кто выпустил сначала три пули, потом еще три (попали две) в политика — наповал. Первый отрицал свою возможную причастность к убийству вплоть до 18 марта, когда впервые дал показания, второй начал говорить сразу после задержания спецназом ФСБ РФ 7 марта в Ингушетии и в ночь с 7 на 8 марта дал обширные показания первому следователю по делу, генералу СК РФ Игорю Краснову. Третий участник убийства, Беслан Шаванов, также служил в полку «Север»: 7 марта, во время задержания в квартире в Грозном, он погиб в результате взрыва гранаты. В распоряжении The New Times оказались материалы нескольких допросов Губашева и Дадаева, которые позволяют увидеть, как убивали Бориса Немцова. Мы не изменили ни строчки — лишь сократили и сопоставили показания обвиняемых
Ненависть слабости
Лев Шлосберг
Год после убийства Бориса Немцова: у власти в России остаются люди, которых абсолютно устраивает его отсутствие в политике
Поздним вечером 27 февраля 2015 года в центре Москвы, на Большом Москворецком мосту, в ста метрах от стен Кремля, был убит политик Борис Немцов. Исполнители задержаны, следствие не завершено, при этом уже назван организатор преступления — молодой водитель-прислуга сразу нескольких человек, с осени минувшего года находящийся в безопасности за пределами России. На подлинное раскрытие преступления при действующей власти рассчитывать невозможно. За деталями следствия и общественной дискуссии постепенно на второй план внимания уходит самое главное в этом трагическом событии — это было чисто политическое убийство. Бориса Немцова убили за его убеждения, высказанные публично. Ответом на открыто заявленную политическую позицию стала показательная, демонстративная казнь у стен Кремля. Заказчики преступления были абсолютно убеждены, что смерть Немцова полностью устроит власть.
Бориса Немцова убили в атмосфере нарастающей ненависти к инакомыслящим, когда сам факт публичного несогласия с положением дел в стране может явиться основанием для смертного приговора.
Смертный приговор в отношении Бориса Немцова был вынесен людьми, полностью ассоциирующими себя с нынешним российским государством, уверенными, что они действуют от его имени и в его интересах. Только государство не может позволить себе внесудебную расправу, а эти люди — могут. Более того, они считают внесудебные расправы правильными, в том числе с точки зрения нынешнего российского государства. И уверены, что это государство в благодарность за сделанную «работу» их защитит, то есть покроет.
Нужно признать год спустя, что эти люди оказались правы. Во всяком случае на сегодняшний день дело обстоит именно так.
Убийство Бориса Немцова по существу — это государственный заказ.
Сейчас невозможно доподлинно узнать, на каком именно уровне принималось решение об убийстве. Есть разные версии, но все они сходятся в одном: это было политическое решение.
Невозможно не заметить, что все ниточки к заказчику убийства (промежуточные — точно, окончательные — очень вероятно) ведут в Чечню — территорию, на которую при Рамзане Кадырове даже в большей степени, чем при его отце Ахмате Кадырове, не распространяются законы Российской Федерации.
Рамзан Кадыров создал для Чечни (в первую очередь для себя лично) уровень автономии, демонстративно не сочетающийся с Конституцией России. По факту Чечня сегодня — не часть России. Но это — самый влиятельный в политической жизни России регион.
Эта политическая автономия укреплена бесконтрольностью, безнаказанностью и неподсудностью. Контроль, наказание и суд вершит в Чечне по сути один человек — Рамзан Кадыров. Это — политическое средневековье. Такой режим построен не случайно, а сознательно. Он полностью соответствует идеальному, с точки зрения Кадырова, государству.
И не только в Чечне. И не только для Кадырова.
Не Путин сегодня — образец для Кадырова, а Кадыров — образец для Путина. Пока — недостижимый, но очень притягательный.
Кадыров решил, что может насаждать всё это и за пределами Чечни, во всей России, в том числе в Москве. Москва стала по существу второй столицей Чечни, политические порядки в которой теперь устанавливаются в Грозном. После убийства Немцова это стало политическим фактом. Никто не доказал Кадырову обратное. Следствие политически сломали уже в первые дни после преступления и пустили по следу рядовых исполнителей, хотя следствие понимало, куда надо двигаться.
Это воодушевило Кадырова. Он почувствовал себя всевластным. Очень важная черта всевластия — способность распоряжаться чужими жизнями.
Но перед тем, как убить человека, его стараются унизить, показать его ничтожество перед обществом и даже приписать человеку вред. «Собаке — собачья смерть». Тогда погибшего быстрее забывают после смерти.
Поэтому характерной чертой этого всевластия является право на глумление, которое стало фирменным стилем Кадырова.
Он может сегодня разместить на своей странице в социальной сети фотографию оппозиционных политиков в оптическом прицеле винтовки. И громко возмущаться тем, что её удалили.
Следственный комитет не видит в этом угрозы убийства.
Соратники Кадырова могут собрать толпу, найти этого политика в московском ресторане и бросить в него тортом.
Следственный комитет не видит в этом состава уголовного преступления.
Подручные Кадырова могут разместить в интернете изображение собаки, соскучившейся по человечине. И вполне ясно назвать имена людей, на которых у этой собаки «чешутся клыки».
Следственный комитет не видит в этом угрозы жизни.
В том же стиле в Москве и по всей России действуют хунвейбины действующей власти, преследуя противников режима с тухлыми яйцами и такими же тухлыми видеокамерами в руках.
Глумление, публичное унижение политических противников, придание им беззащитного образа комичности призвано сформировать у общества образ бессильных и презираемых оппонентов власти.
До 27 февраля 2015 года эти плохие шутки большинством общества не воспринимались всерьёз. Они касались в том числе и Бориса Немцова, но не задевали его, поскольку масштаб личности отталкивал эту шелуху. О мере реальной угрозы мало кто думал.
А потом прозвучали выстрелы на Большом Москворецком мосту.
Шутки кончились.
Собственно, стало ясно, что это и были не шутки, а публичные декларации о намерениях, пробные камешки: проглотит ли их общество? Большинство общества проглотило. Власть не возразила ни одним словом, ни одним действием.
Одной из главных черт демократической политической власти является диалог власти и оппозиции, власти и общества, политиков и граждан. Диалог — это разговор: спор, дискуссия, столкновение мнений. Тот, кто победит в этом диалоге, выигрывает выборы, становится (или остаётся) властью.
Рамзан Кадыров показал, что такое политический диалог в России Владимира Путина: это обозначение политических оппонентов как политических врагов и затем их тотальное политическое уничтожение. В атмосфере ненависти к инакомыслию это уничтожение будет, по замыслу организаторов, приветствоваться народом: «Расстрелять, как бешеных собак!» И — как можно быстрее забыть.
Для Бориса Немцова эта атмосфера стала смертельной в буквальном смысле слова. Он оказался выше всех в ряду инакомыслящих. Первым в очереди.
Но пули, направленные в Немцова, были предназначены не только ему. Заказчики преступления понимали, каков будет общественный эффект убийства — об этом говорит и выбор места казни. Убийство Бориса Немцова, как и все политические убийства, по замыслу заказчиков, должно было парализовать общество: пули, попавшие в Немцова, были пропитаны животным страхом — как смертельным ядом.
Им было недостаточно убить человека, им было важно испугать общество.
Слабость ненависти происходит из трусости, комплекса человеческой неполноценности. Убийство политического противника — это реакция неполноценного человека — человека, не способного на диалог.
Трусость убийц продолжается и после преступления — в виде ненависти слабости. Слабые ненавидят острее, чем сильные. У них ничего нет за душой, кроме ненависти. Они питаются ненавистью, она диктует им все действия.
Ненависть к свободному обществу и свободному человеку — это реакция слабости на силу, подлости на честность, трусости на смелость.
Выстрелы в спину Бориса Немцова стали трусливой местью за его открытые убеждения. В представлении заказчиков преступления это и был «ответ за слова» — пули вместо диалога. Немцова убили за правду. Немцова убили за свободу. Заказчики его убийства — трусы перед правдой и свободой.
Год спустя после убийства политического диалога в России, как и прежде, нет, и надежды на этот диалог тоже нет.
У власти в России остаются люди, которых абсолютно устраивает отсутствие Немцова в политике. Сегодня они безгранично и безнаказанно пользуются государством как своим орудием и оружием. Основой построенного ими государства стали ложь и насилие. Именно такое государство они хотели построить. У них получилось.
Борис Немцов с этим государством боролся, противостоял его лжи и его насилию. Спор с ним решили пулей опричника.
Но это убийство сделало государство не сильнее, а слабее. Политическое убийство Бориса Немцова — это доказательство бессилия лживого и несвободного российского государства перед правдой и свободой.
Россия будет свободной. На акте о политической капитуляции этого государства перед правдой и свободой будет стоять и подпись Бориса Немцова. Эта подпись уже поставлена. Увы, кровью.